If you could say it in words, there would be no reason to paint
Edward Hopper

Взаимосвязь между искусством и реальностью волновала философов и теоретиков культуры на протяжении тысячелетий. В Республике Платона впервые встречается термин мимесис - идея искусства, как имитации природы, чего-то уже существующего и совершенного. Создание символов, объектов и историй, как попытка повторения тех законов эстетики, которые делают цветы, минералы или тело красивыми. Таким образом, искусство является продолжением реальности, попыткой эту реальность повторить, предвосхитить или запечатлеть.

После Французской Революции, с приходом модерности и технологий, становится сложно не замечать еще и социальную роль искусства, при которой взаимодействие с реальностью несет в себе прямой политический потенциал - художник не просто хочет повторять реальность, но он хочет на нее влиять и влиять через символ, слово и жест.

С развитием психоанализа, провалом больших политических нарративов ХХ века и канонизацией индивидуализма, как доминирующей идеи развитых экономик, искусство это еще и способ экспрессии, рефлексии и медитации - художник конструирует собственную реальность и язык. С приходом же Пост Модерна идея сингулярной реальности перестает выдерживать всякую критику и общество переходит в модус “личной правды каждого” что хорошо видно по таким событиям, как добавление слова “постправда или постина” в Оксфордский словарь. Развитие искусственного интеллекта и технологий дополненной реальности углубляет разрыв между физическим и воображаемым еще сильнее вновь поднимая вопрос о том, как одно связано с другим.

Является ли искусство нашим агентом в восприятии некой объективной реальности или это и есть попытка конструирования этой реальности? В конечном счете на что мы смотрим когда мы смотрим на произведение искусства вне политического, эстетического, культурного? Что лежит за пределами организованных атомов, составляющих отдельное произведение искусства, с чего начинается символ и почему эти атомы могут заставлять нас радоваться, бояться, любить и презирать? От первых отпечатков рук в пещере до создание объектов достроенной реальности человек все еще остается в домене визуального - глаз, являющийся органом мозга, наш единственный и самый верный канал восприятия внешнего мира. В каком-то смысле Декартовское “я мыслю - значит я существую” можно с легкостью переделать в “я вижу - значит я существую”.
Эти новые старые идеи находят еще одно прочтение в эпоху дипфейков и теории симуляции - идеи о том, что наш физический мир является сложной компьютерной программой имитирующей бытие.

Возможно, именно те художники, которые выбирают системное конструирование обособленной реальности в качестве своего языка, помогут нам лучше разобраться в дихотомии субъективного и объективного, реального и виртуального, физического и метафизического. Поэтому, всматриваясь в яркие фрукты, сюрреалистичные пиалушки, экспрессивно деформированные пространства квартир и столы, вырастающие из картин Саяна Байгалиева становится сложно провести черту между наблюдаемым и наблюдателем. Велик соблазн допустить спекулятивную мысль о том, что мир, изобретенный художником, не менее реальный, чем мир, в котором висят его работы - с точки зрения квантовой физики, теорий мультивселенных и симмуляций если и не доказать, то опровергнуть это невозможно или почти невозможно.

Густые борозды маслянной краски одновременно и очень физические, похожие на экспрессивные полотна Жанатая Шарденова и Кацуо Ширага, но также и нарочито искусственные - чем-то напоминающие столь популярные в последние годы оцифрованные мультимедийные выставки Ван Гога или Рене Магритта. При этом важно отметить, что в случае с Байгалиевым речь идет как раз о процессе обратном цифровизации - произведения только выглядят так, как будто они “вывалились” с экранов студии Гибли или фильмов Ральфа Бакши. На самом же деле их природа предельно каноническая, что видно через использование таких материалов, как масло, холст. Интересно и то, что художник работает в основном с натюрмортом - древнейшим в искусстве жанром известным своей способностью запечатлевать эпоху, статус владельца и даже политический климат страны. Нарисованный мир Байгалиева это еще и оптическая иллюзия, визуальный трюк, попытка испытать ожидания глаза.